Генераторы для писателей. Литература машин

Личность против генераторов. Одинокий бунт вымышленного писателя

Бунт за запертой дверью. Бунт одиночки, живущего поперёк. Бунт против машин-сочинителей. Бунт автора, пишущего старомодным способом, больше подходящим середине двадцатого века, нежели эпохе космических кораблей на ионной тяге.

О тихом бунте писателя, чьё механическое вооружение целиком состояло из бумаги, ручки и обыкновенной пишущей машинки, стыдливо прикрытой бумажками, вдохновенно поведал Клиффорд Саймак в рассказе «Сила воображения» (в оригинале «So Bright the Vision»), впервые опубликованном в 1956 году.

Пока другие авторы копят доллары на дорогие машины-сочинители и покупают плёнки с особыми свойствами, за какие-то двадцать минут копирующие при съёмке характеры, мистер Хансен сочиняет головой и руками, обходясь без «смесителя характеров», «фиксатора настроений и обстановки» и «семантического блока».

Ему не нужен сочинитель, включённый в розетку и генерирующий художественный текст по команде вслед за вводом в прорези перфолент и плёнок с фильмами.

Его механический сочинитель в комнате — муляж. За полированными стенками машины навален мусор. Этот мусор, надо полагать, — личный способ человека посмеяться над машиной и её поклонниками.

Джаспер Хансен — отнюдь не лузер, умирающий с голоду или от отчаяния. Напротив, он преуспевающий беллетрист, которому конкуренты, поставляющие литературную бульварщину для далёких звёздных систем, ужасно завидуют.

И только один конкурент, чья сила воображения ещё жива, чудом уцелела, докапывается до истины: Хансен пишет сам, без участия писательской машины. Писать от руки — вот где истина!

Истина, осуждаемая на протяжении всего рассказа главными его героями.

— Вот именно, — подтвердила Анджела. — Вроде намерения писать от руки. Вам известно не хуже, чем мне, что в приличном обществе о таких вещах просто не говорят. Писать от руки — всё равно что есть пальцами или ковырять в носу, или выйти на улицу нагишом…

Разоблачитель Хансена — неудачник. Кому, как не лузеру, разоблачать преуспевающего собрата? Саймаку генераторы характеров не требуются. Неудачника в главные герои он взял неспроста. Он любит их, неудачников, — сам в том признавался.

Кемпу Харту не везёт. Нет у него ни сияющего (от собственной гениальности) сочинителя за 25000 долларов, нет и литературного успеха. И даже из кабака его на мостовую вышвырнули.

Проникновение в комнату Джаспера Хансена приводит несчастливца Харта к потрясению. Он созерцает пыльные внутренности неработающего сочинителя. Великий Хансен обходился без машины! Осознание этого факта открывает Кемпу Харту путь к презираемой обществом правде.

Харт сдирает с себя корку грязи стереотипов, отмывается от липкой лжи общественного мнения. Он прозревает. С этих пор он намеревается поступать так, как полагается поступать настоящему автору, — писать от руки. Отныне общественные приличия его не заботят.

— Буду писать от руки. Может, это и неприлично, но я сумею писать от руки, потому что буду знать то, о чём пишу. Мои сюжеты войдут мне в плоть и в кровь. Я буду чувствовать их вкус, цвет и запах…

Обновлённый Кемп Харт ощутил себя человеком. У этой перемены обратного хода нет.

Харт, у которого голова кружится от восторга, готовится творить по-человечески: вначале переживать, а уж затем описывать. Харт переоткрыл ту истину, в особом узнавании которой великие писатели прошлого попросту не нуждались.

Познание жизни, исследование явлений, изучение обстановки, взгляд в глубины характера, наконец, полное переживание сюжета изнутри предваряют создание литературного текста. Писатели прошлого, для которых у Харта, вернее, у Саймака, точкой отсчёта служит тот самый 1956 год, принимали это как аксиому с первых своих строк.

Добавим к этому человеческое воображение, у машин отсутствующее, — и мы получим талантливо написанные рассказы и романы, к которым читатель будет возвращаться снова и снова.

Не в том ли и состоит величие человечества, что оно способно призвать себе на помощь воображение — и в один прекрасный день всё воображаемое сбудется?

А если так, то вправе ли человек передоверить своё призвание поворотным рычагам, вращающимся колёсикам, умным лампам и потрохам машин?

Писатель Харт с волнением перечитывает замусоленную книжку с отрывками давних фантастических произведений. Книжку, идеи из которой позднее сбылись.

Именно так мы перечитываем сегодня рассказы и романы Саймака, лучшие из которых написаны шестьдесят-семьдесят лет тому назад.

На замену таланту. Машины вместо писателей, художников, композиторов

В 1956 году Клиффорд Саймак написал:

Мечта? Озарение? Проблеск грядущего? Не важно, что именно: просто человек подумал об этом, и оно сбылось.

Строки эти обращены к живому одеялу, существующему в симбиозе с гуманоидом и исцеляющему его от бед и страданий. И вправду — мечта.

Одеяло Саймака из «Силы воображения» не сбылось, несмотря на успехи биоинженерии XXI века. Зато сбылось другое, описанное в том же рассказе, — машины, подменяющие собой писателей.

Механические сочинители, штампующие характеры героев и сюжетные повороты, предсказанные Саймаком, явились на свет спустя несколько десятилетий.

В третьем десятилетии XXI века мир охватило безудержное механофильство. Вместо художников, композиторов и писателей произведения искусства выдают генераторы. Поветрие распространилось на всю планету. Люди регистрируются на сайтах нейросетей, дают задания чатам с искусственным интеллектом и хвастаются результатами. Люди включаются в массовые сообщества, посвящённые творчеству нейросетей. Зачем учиться рисовать, зачем учиться писать, когда можно вот так — махом?

Люди больше не ищут в себе способностей. Не разглядывают своё внутреннее «я». Не думают о призвании. Не отыскивают своё наивысшее, как выразился бы Аристотель.

Теперь люди гоняются за волшебными палочками. Машинными.

Но не они владеют волшебной палочкой — она владеет ими.

Живые люди превращаются в неживые схемы — генераторы описаний. Ведь без человеческого описания машина ничего не родит. Больше того, заданное описание вызовет из нутра машины фрагменты других человеческих описаний, тщательно перетасованных.

Общество двадцать первого века погрязло в том самом грехе, который сюжетно описал Саймак в веке двадцатом. Повсеместно царит мнение большинства: очень скоро, спустя несколько лет, нейросети-генераторы полностью вытеснят, выдавят из творческих профессий, в первую очередь из профессии писательской, людей. Заменят своей словесной мешаниной, своими пикселями уникальное творчество.

Именно так говорят возбуждённые сторонники прогресса. Не улавливающие разницы между живым творчеством и вздорной машинной компиляцией. Состоящей из фрагментов человеческого творчества.

Генерация рерайта вместо личного творчества. Мода на плагиат

Творческий продукт, поставляемый машинами, по суровым авторским меркам не бесспорный. И… не творческий. Он представляет собой программную компиляцию: заимствование фрагментов текстов, гармонии и мелодий, частей рисунков, картин, фотографий, элементов декора.

Это не что иное, как плагиат. Воровство.

Сторонники быстрых дешёвых текстов и поклонники машинных программ, генерирующих контент, называют подобный плагиат рерайтом (rewrite). Они нарочно вводят эвфемизм. Неаккуратный, происходящий от другого эвфемизма. Ибо и понятие «рерайт» — тоже эвфемизм. По сути своей рерайт есть плагиат: это кража и изменение чужого текста с тем, чтобы потом выдать его за свой, «уникальный». Уникальность эту, кстати, оценивают тоже машины. Порочный круг замыкается.

Нет воображения? Талант не сгенерируешь!

Вернёмся к предсказанию К. Саймака от 1956 года.

С точки зрения механики достоинство заключается в том, чтобы ввести шаблон. А в литературных вопросах шаблон — требование убийственное. Шаблон неспособен измениться. Одни и те же ветхие сюжеты используются под разными соусами снова и снова, до бесконечности.

Саймак. Сила воображения

Вот-вот! Машины неизбежно будут повторяться.

Машины напичканы моделями определённых знаний, но не обладают воображением. Талант же без воображения немыслим. Писательский талант есть сумма двух инструментов: языка и воображения. Искусственный интеллект, лишённый фантазии, — не вполне интеллект. Недоинтеллект — вот так было бы верно.

В шахматы ИИ играть умеет, перебирая комбинации. В художественную литературу (и в публицистику тоже) играть… вот именно, играть, он тоже умеет. Создать же произведение, относящееся к искусству, ему не по зубам.

Машина не напишет рассказ, роман, эссе. Не напишет музыкальную пьесу и картину. Она умеет лишь манипулировать кусками чужих идей. Человеческих. Иных и нет.

Разработчики нейросети MusicLM, питающие свою программу «наборами для обучения», в 2023 году признались, что один процент сгенерированной музыки — прямой повтор из тех самых наборов. Юридически это означает потенциальный конфликт в области авторских прав. А можно поискать и непрямые повторы…

Безобразный плагиат, эклектичная мозаика, сложенная из исковерканных человеческих идей, — вот удел машины. И её предел.

От генераторов идей до генераторов характеров. Механика современного писательства

Генераторы рифм. Генераторы имён и фамилий. Генераторы лиц.

Всевозможные писательские помощники. Безликие роботы. Кнопки на экране.

Программы, перебирающие внешность героев и варьирующие одежду. Машины, подбирающие героям типы характеров, занятия и профессии, навыки и хобби.

Нейросети, комбинирующие наборы предметов и рисующие географические карты с рельефом. Генераторы человеческих способностей и способностей животных.

О боги египетские! На базаре продаются даже генераторы сюжетов! Впрочем, колесо сюжетов изобрёл ещё Джек Лондон. Правда в том, что с его помощью он не сочинил ничего стоящего.

Нынешний литератор платит деньги за программные сервисы и с увлечением нажимает на большие кнопки, почти везде одинаковые: «Генерировать». Изредка у названия кнопки встречаются варианты: «Узнать», «Выбрать» и даже «Power Up».

Машины вежливо приглашают: генерируйте ваши образы, господа. Вы будете довольны.

Какую задачу решает писатель, тыкающий курсором в кнопки?

Он комбинирует промзаготовки для литпроизводства. Совершая манипуляции мышкой, он радостно думает о будущем. Он идёт в ногу со временем. Пусть всего на одно движение курсора, но он впереди других. И уже скоро…

Венцом его карьеры будет финальное приобретение: скоро он купит самый важный генератор — машину, генерирующую бульварное чтиво.

Рынок продаст ему и такую машину. За спросом последует предложение. Сторонники механизации творчества напоминают нам: подождите несколько лет…

Писателю и невдомёк, что всё сгенерированное уже кем-то придумано. Ему и невдомёк, что использование машины убивает в нём литературные способности. Ему и невдомёк, что литература и производство стульев не имеют между собой ничего общего.

Ему невдомёк, что он не литератор, а владелец компьютера, клавиатуры и мыши. Хозяин станка.

Гордые слова «автор», «творец», «демиург» — не для него. Он играет скучную роль машинного придатка.

Живое воображение против мёртвых генераторов

Кто в рассказе Клиффорда Саймака оказался поистине сильным? Не писательский генератор, сверкающий сталью и лампами, нет. Силу показал слабый человек, не споривший открыто с веяниями моды и с глупостью толпы; человек, делавший своё дело тихо и прикрывавшийся писательской машиной. Вернее, кожухом от неё. Оболочкой. Таков портрет писателя, у которого… есть читатели!

Собратья по цеху, многочисленные конкуренты и завистники, не поверили бы Джасперу Хансену, выдай он им свою тайну. Но он не выдавал, он предпочитал, чтобы люди и его записали в машинопоклонники.

Причина крылась не в боязни выдать секрет успеха.

Саймак оставил нам, читателям, простор для воображения. Нашего, читательского. Потому что без воображения немыслимо не только писательство. Чтение без него тоже не обходится.

Джаспер Хансен насчёт секретов помалкивал, а я, читатель и писатель со стажем, один секрет выдам.

Автор как таковой не нужен читателям. Читателям нужны герои. Читатели не задумываются над тем, что герои и писатель — одно целое.

Величайшее счастье для автора заключается в любви читателей к его героям. Он, автор, сам так любит своих героев, что иногда и не верит, что создал их. Уж не они ли его создали?

Понять это, как вообще понимается, усваивается какое-нибудь книжное знание, как заучивается таблица умножения, писателю мало. Счастлив лишь тот писатель, что живёт с этим и живёт этим. Он любит вымышленных, воображённых героев больше себя, больше своих родных.

Страшно? А как же!

Писатель, который ничего не в состоянии придумать и пользуется какими-то там генераторами, любви к персонажам не имеет. Ибо любовь требует воображения!

Писателю, обратившемуся к генераторам, не хватает воображения даже на то, чтобы понять: ничего путного он не напишет. Ему и ума не хватает. На то, чтобы понять совсем простое: он делает совсем не то, что должен делать писатель.

Он машинный придаток. Он раб генераторов. Его работа — нажимать кнопки на экране. Играть в литературу.

Кто читатели твои, сочинитель?

Сколько же книг выдаст быстрым машинным способом господин писатель, вооружённый сетевыми нейронными технологиями? Сотню в год? Двести пятьдесят? Триста шестьдесят пять?

И куда он их денет? Куда денут такое количество томов писатели, которые при должной механизации процесса размножатся в количестве невероятном? Кому будут адресовать свои книги конкурирующие толпы писателей? Где набрать миллиарды читателей?

В рассказе мистера Саймака обозначенная проблема не решалась, поскольку как таковая и не существовала. Литературный порядок там был сформирован невидимой рукой рынка. Межгалактического.

Полчища земных беллетристов обслуживали целые галактики инопланетян. Корабли на ионной тяге приземлялись, забирали тонны литературного груза и устремлялись к своим звёздным системам.

Знаете, отчего инопланетяне скупали земную литпродукцию?

Оттого, что во всём обитаемом космосе земляне были признанными мастерами лжи.

Прочтём у Саймака между строк: человек, не обманывай себя!